Голоса 22
Восемь участников. Часть 1
Восемь участников. Часть 1
Первая часть интервью с Сообщниками 22, приуроченная к 5-летнему юбилею Сообщества 22
«Голоса 22» — это серия интервью с участниками художественного сообщества «22», приуроченная к его пятилетию. В этих разговорах художники вспоминают ключевые проекты, размышляют о коллективных процессах, кураторстве, пространстве и будущем. Вместо единого манифеста — множество голосов, интонаций и ракурсов, которые складываются в живой коллективный портрет сообщества.
Первый выпуск включает восемь интервью с художниками:
Альфия Шамсутдинова
Алёна Троицкая
Василиса Красноярова
Ольга Сорокина
Ксения Кудасова
Антон Сидько
Ирина Гулякина
Олег Семёновых
Первый выпуск включает восемь интервью с художниками:
Альфия Шамсутдинова
Алёна Троицкая
Василиса Красноярова
Ольга Сорокина
Ксения Кудасова
Антон Сидько
Ирина Гулякина
Олег Семёновых
Олег Семёновых: Сильнее всего я ощутил коллективность во время группового перформанса «Коллективность в режиме реального времени» (автор и медиатор Альфия Шамсутдинова) на выставке «Квартира 22» — это было мощно. Не менее важным был процесс подготовки, онлайн-тренировки. До этого таким моментом единения всегда были вернисажи, когда многие приезжали оффлайн. И, конечно, споры — редкие, но именно поэтому они так важны: каждый становится точкой роста для всего сообщества. А ещё коллективность чувствуется в распределённом режиме: когда кто-то работает над проектом, а ты знаешь, что это тоже часть общего архива.
Вася Красноярова: Для меня коллективность ярче всего проявляется в дискуссиях на свободные темы в чате сообщества. Выставки и другие групповые проекты безусловно подразумевают совместную работу, однако формат этой работы не подразумевает обязательной близости между участниками. Разговоры же «на кухне» показывают, что мы не только работаем вместе, но и разделяем определённые ценности и интересы, что потом находит отражение и в коллективных высказываниях.
Альфия Шамсутдинова: В тот момент, когда кто-то из кураторов 22 написал о своей идее, создал папку, я захожу, а там уже кто-то создал свои папки и загрузил работы — какой-то очень пронзительный в своей обыденности момент для меня. Когда я на несколько недель или месяцев выпадаю в свою личную художественную практику, а потом вливаюсь обратно, и это проходит бесшовно — это ощущается так приятно, будто вхожу в реку в тот момент, когда в природе какой-то идеальный для тела баланс температур на воздухе и в воде.
Алена Троицкая: Для меня «совместность» наиболее ощутима в моменте собирания — когда разрозненные элементы и люди складываются в единое поле. Это может быть монтаж выставки, общее обсуждение, даже спонтанный спор. В такие моменты возникает ощущение тела, которое дышит сразу многими ритмами.
Ольга Сорокина: Наверное, во всём этом вместе. В подготовке общих проектов. В совместном посещении выставок и мероприятий и последующем обсуждении. В общем чате, где я могу спросить о многих вещах и о многих же вещах поделиться своим мнением. Также я с большим интересом наблюдаю за развитием практики других участников и их творческим поиском.
Ксения Кудасова: Мне больше всего нравится цифровое ощущение на созвонах и при просмотре фотографий с мероприятий/выставок Сообщества 22. Именно вот этот стык цифрового и аналогового. Когда ты видишь человека, слышишь, коммуницируешь с ним, но не находишься физически рядом. А при просмотре фото документации я понимаю, что всё это не сон, что мы снова это сделали. Что эта концентрация мысли вылилась в искусство, которое доступно к просмотру зрителям. Хотя физически при этом при создании выставок мы почти не взаимодействуем друг с другом. Цифровое тело эффективно и слаженно работает.
Антон Сидько: Для меня это совместное действие, когда участницы и участники проактивно разбирают роли и начинается своего рода «танец».
Ирина Гулякина: Я ощущаю коллективность постоянно, просто с разной интенсивностью. Для меня совместность похожа на перформативное присутствие, она даёт чувство ответственности перед друзьями: сообществом художников и художниц, помогает мне оставаться в поле современного искусства и подтверждать свой статус художницы для самой себя, это постоянный моральный и творческий вызов, который держит “в игре” несмотря ни на что
Вася Красноярова: Для меня коллективность ярче всего проявляется в дискуссиях на свободные темы в чате сообщества. Выставки и другие групповые проекты безусловно подразумевают совместную работу, однако формат этой работы не подразумевает обязательной близости между участниками. Разговоры же «на кухне» показывают, что мы не только работаем вместе, но и разделяем определённые ценности и интересы, что потом находит отражение и в коллективных высказываниях.
Альфия Шамсутдинова: В тот момент, когда кто-то из кураторов 22 написал о своей идее, создал папку, я захожу, а там уже кто-то создал свои папки и загрузил работы — какой-то очень пронзительный в своей обыденности момент для меня. Когда я на несколько недель или месяцев выпадаю в свою личную художественную практику, а потом вливаюсь обратно, и это проходит бесшовно — это ощущается так приятно, будто вхожу в реку в тот момент, когда в природе какой-то идеальный для тела баланс температур на воздухе и в воде.
Алена Троицкая: Для меня «совместность» наиболее ощутима в моменте собирания — когда разрозненные элементы и люди складываются в единое поле. Это может быть монтаж выставки, общее обсуждение, даже спонтанный спор. В такие моменты возникает ощущение тела, которое дышит сразу многими ритмами.
Ольга Сорокина: Наверное, во всём этом вместе. В подготовке общих проектов. В совместном посещении выставок и мероприятий и последующем обсуждении. В общем чате, где я могу спросить о многих вещах и о многих же вещах поделиться своим мнением. Также я с большим интересом наблюдаю за развитием практики других участников и их творческим поиском.
Ксения Кудасова: Мне больше всего нравится цифровое ощущение на созвонах и при просмотре фотографий с мероприятий/выставок Сообщества 22. Именно вот этот стык цифрового и аналогового. Когда ты видишь человека, слышишь, коммуницируешь с ним, но не находишься физически рядом. А при просмотре фото документации я понимаю, что всё это не сон, что мы снова это сделали. Что эта концентрация мысли вылилась в искусство, которое доступно к просмотру зрителям. Хотя физически при этом при создании выставок мы почти не взаимодействуем друг с другом. Цифровое тело эффективно и слаженно работает.
Антон Сидько: Для меня это совместное действие, когда участницы и участники проактивно разбирают роли и начинается своего рода «танец».
Ирина Гулякина: Я ощущаю коллективность постоянно, просто с разной интенсивностью. Для меня совместность похожа на перформативное присутствие, она даёт чувство ответственности перед друзьями: сообществом художников и художниц, помогает мне оставаться в поле современного искусства и подтверждать свой статус художницы для самой себя, это постоянный моральный и творческий вызов, который держит “в игре” несмотря ни на что
Вася Красноярова: Моя работа (одноимённый выставке саунд-арт) звучит в зоне память/жильё. В её основе — звук тикания часов и голоса участников сообщества, записанные во время одного из перформансов. Это коллективное воспоминание, размывающееся, мигрирующее, искажающееся; его хранят стены нашей общей воображаемой квартиры.
Альфия Шамсутдинова: Моя работа «КРРВ (коллективность в режиме реального времени)» показана в синей части выставки коллективность/время/коммуникация. Работа резонирует с этой зоной в том, что это — инсталляция из бытовых предметов, которая собиралась сообщниками вместе на открытии выставки в живом диалоге на базе перформативной техники «композиция в режиме реального времени». Каждый предмет — это будто слово нашего полилога, окрашенное стилем, настроением и интонацией каждого художника.
Алена Троицкая: Моя работа расположена в зоне прихожей — память/жильё. Так как она представляет собой табличку с номерами квартир, в которых я когда-либо жила или работала, то нахождение её в самом начале выставки вполне логично. Номер квартиры — первое что мы видим, подходя к жилью. Прихожая в моём случае как будто даже перенесена в тамбур, где на дверях может быть множество номеров отдельных квартир.
Ольга Сорокина: У меня две работы, посвящённые двум формам коллективности — «духовной» и «материальной», той, что длится во времени и той, которая существует в вечности/безвременье. Мне кажется, зона для них выбрана идеально.
Ксения Кудасова: Моя колода «Буто Таро» размещена в разделе «Общая комната — коллективность, коммуникация и время». Всё-таки гадание редко бывает сугубо личным, и даже когда карты раскладываешь для себя, всегда возникает воображаемый собеседник, зритель или свидетель. Окно здесь работает как портал в общее пространство: мы смотрим сквозь него вместе и видим чуть больше, чем поодиночке. Карты здесь собирают «мы» в расклад из вопросов, сомнений, опасений, ожиданий.
Антон Сидько: Мои «Пять Кубков» нашли своё место в зоне «коридора» — контакта человека и среды. Контакт, столкновение, и его опустошающее послевкусие — темы прямо отражённые мной.
Олег Семёновых: Моя работа «В поисках входа» расположена у входа в первую зону — «память/жильё». Она была создана в 2024 году и фактически положила начало моей серии, посвящённой пространству и архитектуре. Работа резонирует с темой зоны своей сутью: персонаж оценивает перспективу входа, осматривая запутанную, абсурдную архитектуру. Это ситуация ожидания, поиска порога — в контексте выставки подразумевается, что это вход в саму «Квартиру 22». Зритель, встречающий работу в самом начале, оказывается в том же положении — перед порогом, в ожидании.
Ирина Гулякина: Мою работу куратор выставки “Квартира 22” Олег Семеновых поместил в так называемую «жёлтую зону» — прихожую и гостиную. В кураторском тексте эта зона описана как пространство памяти, жилья и идентичности.
Олег пишет, что художники строят карту быта в масштабе комнаты — окно, порог, стол, стул, выключатели, узлы повседневности. Он также упоминает ориентацию тела в пространстве, ссылаясь на Сару Ахмед.
Для меня именно это — ориентация тела в пространстве — самый важный связующий аспект такого зонирования и моей работы «Со-проживание кризиса с растением в квартире 99». На выставке «Квартира 22» были представлены две фотографии из этой серии:
- Первая — моё тело, размещённо вдоль батареи на кухне на полу. Видны сухие листья комнатных растений вокруг меня, я лежу, вытянувщись вдоль стены с окном на боку, в блестящем платье и белом полупрозрачном костюме, используемом в косметологии.
- Вторая — ванная комната с растениями, где моё тело также одето в блестящее платье и белый полупрозрачный эластичный костюм. Я стою вертикально и поливаю себя из лейки-душа.
Вся ситуация фотографий призвана подчеркнуть ламинальность и мистичность обычной квартиры в пограничном состоянии психики.
Если бы пришлось переместить работу, я бы выбрала «зеленую зону», которую Олег описывает как коридор и быт — контакт человека с окружающей средой. Здесь фокус не только на размещении тела, но и на взаимодействии с другими живыми существами, например, комнатными растениями. Это пространство о контакте и ориентации внутри квартиры, где приходится учитывать не только себя, но и соседство с другими формами жизни.
Для меня важно соседство с работой Елены Чеботарёвой — живописной серией «Глубокий отдых», где показано тело в состоянии расслабления в квартире. Также значимо соседство с работой Насти Шабалиной «Волосы на полу», которая усиливает ощущение присутствия тела в пространстве квартиры.
Пространство квартиры может дарить уют и спокойствие, но одновременно вызывать и тревогу, одиночество, скрывать тайны в тёмных углах и шкафах, дарить радость переливами света на потолке и стенах, создавать разнообразные настроения и подмечания присутствия.
Альфия Шамсутдинова: Моя работа «КРРВ (коллективность в режиме реального времени)» показана в синей части выставки коллективность/время/коммуникация. Работа резонирует с этой зоной в том, что это — инсталляция из бытовых предметов, которая собиралась сообщниками вместе на открытии выставки в живом диалоге на базе перформативной техники «композиция в режиме реального времени». Каждый предмет — это будто слово нашего полилога, окрашенное стилем, настроением и интонацией каждого художника.
Алена Троицкая: Моя работа расположена в зоне прихожей — память/жильё. Так как она представляет собой табличку с номерами квартир, в которых я когда-либо жила или работала, то нахождение её в самом начале выставки вполне логично. Номер квартиры — первое что мы видим, подходя к жилью. Прихожая в моём случае как будто даже перенесена в тамбур, где на дверях может быть множество номеров отдельных квартир.
Ольга Сорокина: У меня две работы, посвящённые двум формам коллективности — «духовной» и «материальной», той, что длится во времени и той, которая существует в вечности/безвременье. Мне кажется, зона для них выбрана идеально.
Ксения Кудасова: Моя колода «Буто Таро» размещена в разделе «Общая комната — коллективность, коммуникация и время». Всё-таки гадание редко бывает сугубо личным, и даже когда карты раскладываешь для себя, всегда возникает воображаемый собеседник, зритель или свидетель. Окно здесь работает как портал в общее пространство: мы смотрим сквозь него вместе и видим чуть больше, чем поодиночке. Карты здесь собирают «мы» в расклад из вопросов, сомнений, опасений, ожиданий.
Антон Сидько: Мои «Пять Кубков» нашли своё место в зоне «коридора» — контакта человека и среды. Контакт, столкновение, и его опустошающее послевкусие — темы прямо отражённые мной.
Олег Семёновых: Моя работа «В поисках входа» расположена у входа в первую зону — «память/жильё». Она была создана в 2024 году и фактически положила начало моей серии, посвящённой пространству и архитектуре. Работа резонирует с темой зоны своей сутью: персонаж оценивает перспективу входа, осматривая запутанную, абсурдную архитектуру. Это ситуация ожидания, поиска порога — в контексте выставки подразумевается, что это вход в саму «Квартиру 22». Зритель, встречающий работу в самом начале, оказывается в том же положении — перед порогом, в ожидании.
Ирина Гулякина: Мою работу куратор выставки “Квартира 22” Олег Семеновых поместил в так называемую «жёлтую зону» — прихожую и гостиную. В кураторском тексте эта зона описана как пространство памяти, жилья и идентичности.
Олег пишет, что художники строят карту быта в масштабе комнаты — окно, порог, стол, стул, выключатели, узлы повседневности. Он также упоминает ориентацию тела в пространстве, ссылаясь на Сару Ахмед.
Для меня именно это — ориентация тела в пространстве — самый важный связующий аспект такого зонирования и моей работы «Со-проживание кризиса с растением в квартире 99». На выставке «Квартира 22» были представлены две фотографии из этой серии:
- Первая — моё тело, размещённо вдоль батареи на кухне на полу. Видны сухие листья комнатных растений вокруг меня, я лежу, вытянувщись вдоль стены с окном на боку, в блестящем платье и белом полупрозрачном костюме, используемом в косметологии.
- Вторая — ванная комната с растениями, где моё тело также одето в блестящее платье и белый полупрозрачный эластичный костюм. Я стою вертикально и поливаю себя из лейки-душа.
Вся ситуация фотографий призвана подчеркнуть ламинальность и мистичность обычной квартиры в пограничном состоянии психики.
Если бы пришлось переместить работу, я бы выбрала «зеленую зону», которую Олег описывает как коридор и быт — контакт человека с окружающей средой. Здесь фокус не только на размещении тела, но и на взаимодействии с другими живыми существами, например, комнатными растениями. Это пространство о контакте и ориентации внутри квартиры, где приходится учитывать не только себя, но и соседство с другими формами жизни.
Для меня важно соседство с работой Елены Чеботарёвой — живописной серией «Глубокий отдых», где показано тело в состоянии расслабления в квартире. Также значимо соседство с работой Насти Шабалиной «Волосы на полу», которая усиливает ощущение присутствия тела в пространстве квартиры.
Пространство квартиры может дарить уют и спокойствие, но одновременно вызывать и тревогу, одиночество, скрывать тайны в тёмных углах и шкафах, дарить радость переливами света на потолке и стенах, создавать разнообразные настроения и подмечания присутствия.
Вася Красноярова: Показ в непрофильном пространстве открыл возможность для случайностей и внешних воздействий. Местный контекст определил идею работы «В ожидании» — объект подвергался воздействию окружающей среды (ветер, солнце, вода), становясь соавтором произведения. Главный компромисс — принятие того, что работа не будет идеальной в изначальном видении.
Ксения Кудасова: Непрофильное пространство отличается отсутствием привычного ритуала входа в «белый куб». Публика становится случайными свидетелями, что делает восприятие более живым. Местный контекст (дачный дом, участок, яблони) придал работе особую атмосферу. Компромиссы касались технических условий, но это позволило отказаться от полного контроля.
Олег Семёновых: Показ в Боровске (БЦСИ) отличался тем, что работы были размещены внутри дома. У многих художников работы были встроены в специфику места. Удалось обойтись без компромиссов, архитектуру и дух места сделали соавторами проекта. Мои работы (коллажи из проекта «Письма к Острову» и видео «Один дома») были показаны в коридоре, видео транслировалось с телевизора, стоящего на полу.
Ирина Гулякина: Для меня этот проект, который мы провели в апреле-мае 2025 года вместе с Евгенией Стерлиговой — вторым куратором проекта, имеет особую важность. “+1 нечеловеческий актант?” - это арт-лаборатория с лекционной, дискуссионной и выставочными частями, в Боровском Центре Современного Искусства (БЦСИ), организаторкой которого я являюсь.
БЦСИ — это не традиционное галерейное пространство, он расположен в моем доме, на газонном участке в 4 сотки, гараже и окружающими прилегающими пространствами — болотом, оврагом, дорогой в старинном маленьком городке - Боровске. Вся эта среда тоже стала частью высказывания проекта.
Приглашённые художники учитывали сайт-специфичность места, но как куратор и художница, работающая с темой нечеловеческого, я фокусировалась скорее на актуальности заявленной темы.
На мой взгляд, в этом проекте вопрос компромиссов не стоял в плане пространства — скорее, это был поиск и эксперимент с новой формой подачи, которую задавало само место.
Ксения Кудасова: Непрофильное пространство отличается отсутствием привычного ритуала входа в «белый куб». Публика становится случайными свидетелями, что делает восприятие более живым. Местный контекст (дачный дом, участок, яблони) придал работе особую атмосферу. Компромиссы касались технических условий, но это позволило отказаться от полного контроля.
Олег Семёновых: Показ в Боровске (БЦСИ) отличался тем, что работы были размещены внутри дома. У многих художников работы были встроены в специфику места. Удалось обойтись без компромиссов, архитектуру и дух места сделали соавторами проекта. Мои работы (коллажи из проекта «Письма к Острову» и видео «Один дома») были показаны в коридоре, видео транслировалось с телевизора, стоящего на полу.
Ирина Гулякина: Для меня этот проект, который мы провели в апреле-мае 2025 года вместе с Евгенией Стерлиговой — вторым куратором проекта, имеет особую важность. “+1 нечеловеческий актант?” - это арт-лаборатория с лекционной, дискуссионной и выставочными частями, в Боровском Центре Современного Искусства (БЦСИ), организаторкой которого я являюсь.
БЦСИ — это не традиционное галерейное пространство, он расположен в моем доме, на газонном участке в 4 сотки, гараже и окружающими прилегающими пространствами — болотом, оврагом, дорогой в старинном маленьком городке - Боровске. Вся эта среда тоже стала частью высказывания проекта.
Приглашённые художники учитывали сайт-специфичность места, но как куратор и художница, работающая с темой нечеловеческого, я фокусировалась скорее на актуальности заявленной темы.
На мой взгляд, в этом проекте вопрос компромиссов не стоял в плане пространства — скорее, это был поиск и эксперимент с новой формой подачи, которую задавало само место.
Вася Красноярова: В основе моей работы — прочтение текста внутренним голосом с заранее проговоренными интонациями. Визуальное представление блэкаута служило вспомогательным материалом для звукового воплощения.
Альфия Шамсутдинова: Использовала различные практики блэкаута, наиболее созвучной оказалась тактика создания интуитивной поэзии. При переходе в звуковую форму работа раскрыла измерение чувственной абстракции.
Алена Троицкая: Применяла метод максимального закрашивания текста, оставляя лишь отдельные значимые слова или фрагменты. Это подчёркивало их особое значение и звучание.
Ольга Сорокина: Первый блэкаут создавался как стихотворение. Во втором стремилась передать атмосферу «коммунальности» сообщества «22».
Ксения Кудасова: Стремилась сгустить смысл, иногда полностью убирая контекст. Оставила лишь тезисы, как будто выгоревшие или стёртые временем и солнцем.
Антон Сидько: Озвучивал прилагательные, пробуя их на вкус. Размышлял о разнице восприятия слов «алая» и «красная».
Олег Семёновых: Применял метод создания нескольких вариантов блэкаута для одного исходного текста с последующим отбором наиболее точного. Особое внимание уделял возникающей тематике. В работе про «адрес-фантом» оставил только адрес снесённого пространства сообщества — это показалось предельно уместным. Позже оформилась «кураторская» линия в образах «курирования цифровых мыслей». Звук полностью менял текст, привнося новую энергию голоса. Метод блэкаута стал для меня формой кураторства текста — через выбор, редактирование и монтаж.
Ирина Гулякина: Я ощущаю коллективность постоянно, просто с разной интенсивностью. Для меня совместность похожа на перформативное присутствие, она даёт чувство ответственности перед друзьями: сообществом художников и художниц, помогает мне оставаться в поле современного искусства и подтверждать свой статус художницы для самой себя, это постоянный моральный и творческий вызов, который держит “в игре” несмотря ни на что.
Альфия Шамсутдинова: Использовала различные практики блэкаута, наиболее созвучной оказалась тактика создания интуитивной поэзии. При переходе в звуковую форму работа раскрыла измерение чувственной абстракции.
Алена Троицкая: Применяла метод максимального закрашивания текста, оставляя лишь отдельные значимые слова или фрагменты. Это подчёркивало их особое значение и звучание.
Ольга Сорокина: Первый блэкаут создавался как стихотворение. Во втором стремилась передать атмосферу «коммунальности» сообщества «22».
Ксения Кудасова: Стремилась сгустить смысл, иногда полностью убирая контекст. Оставила лишь тезисы, как будто выгоревшие или стёртые временем и солнцем.
Антон Сидько: Озвучивал прилагательные, пробуя их на вкус. Размышлял о разнице восприятия слов «алая» и «красная».
Олег Семёновых: Применял метод создания нескольких вариантов блэкаута для одного исходного текста с последующим отбором наиболее точного. Особое внимание уделял возникающей тематике. В работе про «адрес-фантом» оставил только адрес снесённого пространства сообщества — это показалось предельно уместным. Позже оформилась «кураторская» линия в образах «курирования цифровых мыслей». Звук полностью менял текст, привнося новую энергию голоса. Метод блэкаута стал для меня формой кураторства текста — через выбор, редактирование и монтаж.
Ирина Гулякина: Я ощущаю коллективность постоянно, просто с разной интенсивностью. Для меня совместность похожа на перформативное присутствие, она даёт чувство ответственности перед друзьями: сообществом художников и художниц, помогает мне оставаться в поле современного искусства и подтверждать свой статус художницы для самой себя, это постоянный моральный и творческий вызов, который держит “в игре” несмотря ни на что.
Вася Красноярова: Слушая альбом, я вновь открыла для себя красоту человеческого голоса, особенно в исполнении коллег. Мой опыт работы со звуком в проекте показал, как важно звучание голосов в коллективном произведении.
Альфия Шамсутдинова: Меня увлекает слушать, как меняются голоса участников. Особенно интересно пытаться угадать, кому принадлежит тот или иной голос. В аудиозаписи голоса коллег обогащают друг друга смыслами и тембрами. При этом и моё звучание привносит свою особую ценность.
Алена Троицкая: Я не всегда могла чётко расслышать именно свой голос. Воспринимала альбом как единое звуковое тело, хотя и узнавала голоса других участников. Это тело говорило многими голосами и стало для меня воплощением поля современного искусства с его полифонией взглядов и звуков.
Ольга Сорокина: Узнала свой голос и голос ещё одной участницы. В альбоме размывается граница между отдельными звучаниями, что делает его особенно интересным.
Ксения Кудасова: Мой голос в записи — это не только я, но и коллективное «мы», где каждый слой добавляет свой уникальный штрих. Исходный материал трансформируется, создавая новую эстетику коллективной практики.
Антон Сидько: Мне всегда непривычно слышать свой голос извне — это вызывает чувство отчуждения. Для меня личное — это импульс, идея и подача, а коллективное проявляется через разделение элементов.
Олег Семёновых: Когда несколько голосов в треке сливаются и наслаиваются, возникает ощущение коллективного тела. В этом хоре мой голос перестаёт быть только моим, становится частью общего, публичным голосом, выходящим за границы индивидуального. Эта неразличимость голосов близка практике сообщества, где мы учимся говорить вместе.
Ирина Гулякина: Самым важным в слушании композиции из голосов был момент узнавания — когда ты начинаешь узнавать чей-то голос, восприятие звукового трека полностью меняется. Если сначала это просто отстраненная музыкальная композиция, то момент узнавания начинает концентрировать особое внимание на треке.
Узнавание своего голоса внутри композиции влияет ещё сильнее. Усиливает эмоциональный отклик и восприятие становится более детализированным.
Для меня стал неожиданным собственный ход размышлений во время прослушивания “выставки”. Я размышляла о том, что коллективность — это, в первую очередь, про тебя самого. Совместное творчество и присутствие в коллективе помогают заново открыть и понять себя через голоса других. Так продолжается постоянный процесс познания и узнавания самого себя, своего голоса.
Альфия Шамсутдинова: Меня увлекает слушать, как меняются голоса участников. Особенно интересно пытаться угадать, кому принадлежит тот или иной голос. В аудиозаписи голоса коллег обогащают друг друга смыслами и тембрами. При этом и моё звучание привносит свою особую ценность.
Алена Троицкая: Я не всегда могла чётко расслышать именно свой голос. Воспринимала альбом как единое звуковое тело, хотя и узнавала голоса других участников. Это тело говорило многими голосами и стало для меня воплощением поля современного искусства с его полифонией взглядов и звуков.
Ольга Сорокина: Узнала свой голос и голос ещё одной участницы. В альбоме размывается граница между отдельными звучаниями, что делает его особенно интересным.
Ксения Кудасова: Мой голос в записи — это не только я, но и коллективное «мы», где каждый слой добавляет свой уникальный штрих. Исходный материал трансформируется, создавая новую эстетику коллективной практики.
Антон Сидько: Мне всегда непривычно слышать свой голос извне — это вызывает чувство отчуждения. Для меня личное — это импульс, идея и подача, а коллективное проявляется через разделение элементов.
Олег Семёновых: Когда несколько голосов в треке сливаются и наслаиваются, возникает ощущение коллективного тела. В этом хоре мой голос перестаёт быть только моим, становится частью общего, публичным голосом, выходящим за границы индивидуального. Эта неразличимость голосов близка практике сообщества, где мы учимся говорить вместе.
Ирина Гулякина: Самым важным в слушании композиции из голосов был момент узнавания — когда ты начинаешь узнавать чей-то голос, восприятие звукового трека полностью меняется. Если сначала это просто отстраненная музыкальная композиция, то момент узнавания начинает концентрировать особое внимание на треке.
Узнавание своего голоса внутри композиции влияет ещё сильнее. Усиливает эмоциональный отклик и восприятие становится более детализированным.
Для меня стал неожиданным собственный ход размышлений во время прослушивания “выставки”. Я размышляла о том, что коллективность — это, в первую очередь, про тебя самого. Совместное творчество и присутствие в коллективе помогают заново открыть и понять себя через голоса других. Так продолжается постоянный процесс познания и узнавания самого себя, своего голоса.
Вася Красноярова: Расстояние не сильно влияет на работу, хотя хотелось бы больше очных встреч. Пространство на Белорусской я не застала, поэтому оно существует для меня как легенда, воспоминание из параллельной вселенной.
Альфия Шамсутдинова: Расстояние не является препятствием для работы. Я пришла в сообщество, когда общего места уже не было, и это стало преимуществом — нет привязки к одному адресу. Важно изначальное настроенность на сборку под мероприятие, город и тему.
Алена Троицкая: Расстояние превращает связи в более тонкие и невидимые. Исчезающие адреса становятся фантомными телами, слоями памяти, которые мы носим в себе.
Ольга Сорокина: Расстояние ограничивает, но с этим можно работать. Я почти не застала пространство на Белорусской, поэтому у меня нет «фантомных болей» по этому поводу.
Ксения Кудасова: Расстояние превратилось в материал работы. Мы существуем в рассеянности, и в этой разбросанности есть что-то от цифрового ритуала. Адрес-фантом точен — общие пространства продолжают существовать как документация, сопровождают нас в новых проектах.
Антон Сидько: Любой клочок земли — кладбище, только перемены постоянны. Приходится смотреть правде в глаза и принимать эту данность.
Олег Семёновых: Образ «адрес-фантом» — моя личная формула для этого переживания. Расстояние не помеха, потому что сообщество — это идея, а не место. Нас объединяют общие принципы. Исчезнувшие места живут в памяти как фантомные боли. Это ментальный адрес, который мы продолжаем проживать в наших проектах. Фантом — это не только боль, но и привидение, которое напоминает о связи.
Ирина Гулякина:
Мы действительно распределены по разным городам и странам, что стало нормой современности и не мешает ни работе, ни дружеским отношениям. Благодаря медиа и интернету, у нас есть «расширенное коллективное тело», которое объединяет даже на расстоянии.
Наш физический реальный адрес “Сообщества 22” — это “Галерея 22” в Электрическом переулке на метро «Белорусская», который просуществовал с сентября 2020 по апрель 2022 — был мощным источником идей, конфликтов и взаимодействия.
Этот, сейчас уже, фантомный адрес стал своего рода «фонтаном», из которого рождались выставки, идеи и живое взаимодействие. Даже новые участники присоединились благодаря этому бурному старту — взрыву рождения нового явления в современном российском искусстве.
Сейчас это явление развивается медленно, но именно этот фантомный адрес остаётся источником смысла, идей и правил сообщества.
Альфия Шамсутдинова: Расстояние не является препятствием для работы. Я пришла в сообщество, когда общего места уже не было, и это стало преимуществом — нет привязки к одному адресу. Важно изначальное настроенность на сборку под мероприятие, город и тему.
Алена Троицкая: Расстояние превращает связи в более тонкие и невидимые. Исчезающие адреса становятся фантомными телами, слоями памяти, которые мы носим в себе.
Ольга Сорокина: Расстояние ограничивает, но с этим можно работать. Я почти не застала пространство на Белорусской, поэтому у меня нет «фантомных болей» по этому поводу.
Ксения Кудасова: Расстояние превратилось в материал работы. Мы существуем в рассеянности, и в этой разбросанности есть что-то от цифрового ритуала. Адрес-фантом точен — общие пространства продолжают существовать как документация, сопровождают нас в новых проектах.
Антон Сидько: Любой клочок земли — кладбище, только перемены постоянны. Приходится смотреть правде в глаза и принимать эту данность.
Олег Семёновых: Образ «адрес-фантом» — моя личная формула для этого переживания. Расстояние не помеха, потому что сообщество — это идея, а не место. Нас объединяют общие принципы. Исчезнувшие места живут в памяти как фантомные боли. Это ментальный адрес, который мы продолжаем проживать в наших проектах. Фантом — это не только боль, но и привидение, которое напоминает о связи.
Ирина Гулякина:
Мы действительно распределены по разным городам и странам, что стало нормой современности и не мешает ни работе, ни дружеским отношениям. Благодаря медиа и интернету, у нас есть «расширенное коллективное тело», которое объединяет даже на расстоянии.
Наш физический реальный адрес “Сообщества 22” — это “Галерея 22” в Электрическом переулке на метро «Белорусская», который просуществовал с сентября 2020 по апрель 2022 — был мощным источником идей, конфликтов и взаимодействия.
Этот, сейчас уже, фантомный адрес стал своего рода «фонтаном», из которого рождались выставки, идеи и живое взаимодействие. Даже новые участники присоединились благодаря этому бурному старту — взрыву рождения нового явления в современном российском искусстве.
Сейчас это явление развивается медленно, но именно этот фантомный адрес остаётся источником смысла, идей и правил сообщества.
Вася Красноярова: Планирую организовать хаос своих идей. Мечтаю о продуктивной работе с каждым участником сообщества. Особенно хочу реализовать давнюю мечту о перформативных экспериментах с Альфией Шамсутдиновой.
Альфия Шамсутдинова: Доверяю материалу и ситуации. Жизнь предлагает более интересные варианты, чем я могу придумать сама. Работаю с тем, что появляется, как с глиной — методом коллективной методологии.
Алена Троицкая: Хочу экспериментировать с формами фиксации исчезающего — как память может быть материалом искусства, как документ и образ перетекают друг в друга. Мечтаю о совместных проектах с теми, кто работает с темой времени и следа.
Ольга Сорокина: Планирую больше проектов в Европе. Обсуждаю проект с Ксюшей Кудасовой и Ирой Гулякиной на Кипре. Хочу продолжить работу над кураторским проектом про Эрос и Танатос в горизонтальном формате.
Ксения Кудасова: Собираюсь продолжать эксперименты с мемами как формой коллективной памяти. Планирую создавать «архивы свидетелей» из повседневных цифровых жестов. Мечтаю о коллаборации с теми, кто работает с телесностью и голосом.
Антон Сидько: Хочу продолжить эксперименты с композитным фарфором и сделать персональную выставку. Планирую попробовать создать композитную работу с участниками «22» — наслоение разных техник и подходов.
Олег Семёновых: Мечтаю повторить выставку «Квартира 22» после Ульяновска в Москве в расширенном формате — на большой площадке с тремя залами. Возможно, в диалоге с работами Виктора Пивоварова из одноимённой серии 1990-х годов. Это продолжение разговора о коллективном теле и общей памяти в новом контексте.
Ирина Гулякина: За следующий год-два мне хотелось бы провести несколько экспериментов в сотрудничестве с коллегами из нашего сообщества.
Поскольку я не только художница, но и куратор, я интуитивно выработала для себя правило чередовать коллективные проекты с индивидуальными высказываниями. После большого проекта «Плюс один нечеловеческий актант?» в БЦСИ, который пока ещё не завершён и требует осмысления, я планирую сконцентрироваться на личных и дуэтных проектах.
Например, я предложила нашему сообщнику Олегу Семёновых курировать мою персональную выставку. Раньше я сама курировала свои индивидуальные проекты, и сейчас у меня возникла потребность во взгляде со стороны, во внешней организации и сборке экспозиции. Надеюсь, совместно с Олегом это получится реализовать.
Кроме того, с Олей Сорокиной, нашей коллегой, продолжается проект об одержимости, который хочется доработать и показать в этом году или начале следующего.
Любимое слово/фраза из блэкаута
Красноярова В.: «Гагарин полетел в космос»
Шамсутдинова А.: «Мы верим»
Троицкая А.: «Мерцающий контекст»
Сорокина О.: «Ил и грязь»
Кудасова К.: «Между различными реальностями»
Сидько А.: «Естественные»
Семёновых О.: «Браслетом снимаются данные для Ницше и Мерло-Понти»
Запомнившееся место из альбома
Красноярова В.: Дуэт с Олей Сорокиной
Шамсутдинова А.: «Титанические усилия»
Троицкая А.: «К звёздам. Картины у порога»
Сорокина О.: «Мир заколдовывает диалогом — это усилие»
Кудасова К.: «Эхо»
Сидько А.: Разбавление речи чужими голосами
Семёновых О.: Работа Васи о телесных изменениях
Совет слушателю
Красноярова В.: Закройте глаза
Шамсутдинова А.: Слушайте свою себейность
Троицкая А.: Следуй за звуком
Сорокина О.: Ищи свой вайб
Кудасова К.: Слушайте паузы между словами
Сидько А.: Будьте собой
Семёновых О.: Альбом длится 20 минут и первый раз его лучше услышать без перерывов
Образ сообщества «22» в одной метафоре
Семёновых: «Фантомный адрес, который продолжает жить»
Красноярова: «Коллективная кухня, где ценности совпадают»
Шамсутдинова: «Река с идеальной температурой»
Троицкая: «Поле, которое дышит разными ритмами»
Сорокина: «Путь веселья и грязи»
Кудасова: «Стая мушкетёров»
Сидько: «Совместный танец»
Гулякина: «Расширенное тело, питающееся фантомной энергией адреса
Красноярова В.: «Гагарин полетел в космос»
Шамсутдинова А.: «Мы верим»
Троицкая А.: «Мерцающий контекст»
Сорокина О.: «Ил и грязь»
Кудасова К.: «Между различными реальностями»
Сидько А.: «Естественные»
Семёновых О.: «Браслетом снимаются данные для Ницше и Мерло-Понти»
Запомнившееся место из альбома
Красноярова В.: Дуэт с Олей Сорокиной
Шамсутдинова А.: «Титанические усилия»
Троицкая А.: «К звёздам. Картины у порога»
Сорокина О.: «Мир заколдовывает диалогом — это усилие»
Кудасова К.: «Эхо»
Сидько А.: Разбавление речи чужими голосами
Семёновых О.: Работа Васи о телесных изменениях
Совет слушателю
Красноярова В.: Закройте глаза
Шамсутдинова А.: Слушайте свою себейность
Троицкая А.: Следуй за звуком
Сорокина О.: Ищи свой вайб
Кудасова К.: Слушайте паузы между словами
Сидько А.: Будьте собой
Семёновых О.: Альбом длится 20 минут и первый раз его лучше услышать без перерывов
Образ сообщества «22» в одной метафоре
Семёновых: «Фантомный адрес, который продолжает жить»
Красноярова: «Коллективная кухня, где ценности совпадают»
Шамсутдинова: «Река с идеальной температурой»
Троицкая: «Поле, которое дышит разными ритмами»
Сорокина: «Путь веселья и грязи»
Кудасова: «Стая мушкетёров»
Сидько: «Совместный танец»
Гулякина: «Расширенное тело, питающееся фантомной энергией адреса
А) Как приходят идеи выставок и проектов для 22?
Ирина Гулякина:
Все мои идеи для выставок и проектов “Сообщества 22” — это продолжение моей индивидуальной художественной практики.
Моя практика художницы - это прежде всего исследовательская практика. Она основана на теоретических и критических изысканиях, которые меня вдохновляют.
Именно этот теоретический интерес становится основой выставок, которые я предлагаю коллегам из 22 для более глубокого раскрытия темы.
Олег Семеновых
По-разному. Для меня кураторство — прямое продолжение художественной практики, и точка роста часто возникает на их стыке. Например, под впечатлением от Криса Маркера я сделал видео-эссе «Синие муравьи». Оно не прошло ни в один опен-колл. Тогда я вспомнил, что у многих коллег по «22» есть работы о памяти, и предложил общий контекст — выставку «Кривая забывания». В итоге видео оказалось лишь одной из работ, а сам проект собрал множество участников «22» и стал коллективным высказыванием. Мы реализовали его в Зверевском ЦСИ весной 2023 года.
Б) Драматургия показов.
Как вы собирали структуру «Квартиры 22» (три зоны) и «Blackout 22» (порядок треков, идеи, концепт), выставка в БЦСИ? Что оказалось ключом к целостности?
Ирина Гулякина:
Выставка в БЦСИ строилась по принципу локаций. Основное пространство включало участок (четыре сотки земли с плодовыми деревьями и кустами), дом (две комнаты — детская и общая, кухня, коридор), гараж и окрестности с болотом и оврагом.
Драматургия выставки развивалась именно в рамках этих четырёх локаций. Художники сами выбирали места для своих работ, а кураторская экскурсия для зрителей выстраивалась как маршрут по этим зонам.
Ключ к целостности выставки — объединяющий теоретический вопрос об актуальности “нечеловеческого” и спекуляций на эту тему в поле современного искусства, на фоне новых дискуссий о гуманизме в глобальной политике.
Мы исследовали, как тема нечеловеческого — тёмные антологии, межвидовое общение — соотносится с сегодняшними вызовами, и не противоречит ли она текущей чувствительности общества. Этот теоретико-критический вопрос стал основой для всех участников и зрителей, задавая тон и объединяя экспозицию.
В будущем предстоит ещё глубже осмыслить и оформить результаты нашего исследования как текста и анализа.
Олег Семеновых
Структура «Квартиры 22» родилась из анализа тематики работ участников, которые естественно распались на три группы. Число 3 стало организующим принципом: в нашей прошлой галерее (2020–2022) было три комнаты, у меня когда-то была сольная выставка «3 комнаты», и вообще квартира всегда делится на комнаты. В Ульяновске пространство оказалось одним залом, поэтому мы делили его на зоны. Решение зонирования вышло простым и действенным: мы использовали цвет (для каждой зоны свой; он был на этикетках к работам и текстах) и смену типа температуры света (тёплый/холодный). Благодаря этому переход между зонами ощущался буквально физически. Для меня важно, что структура проектов рождается не сверху, а изнутри работ и их пересечений. Кураторство здесь — не рамка, а способ услышать общий ритм.
В «Blackout 22» драматургия строилась от числа: было 22 исходных файла, и каждый участник должен был превратить один из них в свою работу. Это задало жесткий каркас, но внутри него возникла полная свобода интерпретаций. Важной частью стало то, что проект был основан на работе с архивом: мы использовали старые тексты и документы, превращая их в новый материал. Перед началом я провёл для коллег закрытую лекцию о методе блэкаута — это стало точкой входа и способом вовлечь всех в единый процесс. В итоге структура выстроилась как монтаж: чередование графики и звуковых треков, где отдельные голоса постепенно сливаются в хор. Здесь драматургия тоже не навязывается сверху, а рождается из самой механики блэкаута — стирания, выбора и ритма.
Ирина Гулякина:
Все мои идеи для выставок и проектов “Сообщества 22” — это продолжение моей индивидуальной художественной практики.
Моя практика художницы - это прежде всего исследовательская практика. Она основана на теоретических и критических изысканиях, которые меня вдохновляют.
Именно этот теоретический интерес становится основой выставок, которые я предлагаю коллегам из 22 для более глубокого раскрытия темы.
Олег Семеновых
По-разному. Для меня кураторство — прямое продолжение художественной практики, и точка роста часто возникает на их стыке. Например, под впечатлением от Криса Маркера я сделал видео-эссе «Синие муравьи». Оно не прошло ни в один опен-колл. Тогда я вспомнил, что у многих коллег по «22» есть работы о памяти, и предложил общий контекст — выставку «Кривая забывания». В итоге видео оказалось лишь одной из работ, а сам проект собрал множество участников «22» и стал коллективным высказыванием. Мы реализовали его в Зверевском ЦСИ весной 2023 года.
Б) Драматургия показов.
Как вы собирали структуру «Квартиры 22» (три зоны) и «Blackout 22» (порядок треков, идеи, концепт), выставка в БЦСИ? Что оказалось ключом к целостности?
Ирина Гулякина:
Выставка в БЦСИ строилась по принципу локаций. Основное пространство включало участок (четыре сотки земли с плодовыми деревьями и кустами), дом (две комнаты — детская и общая, кухня, коридор), гараж и окрестности с болотом и оврагом.
Драматургия выставки развивалась именно в рамках этих четырёх локаций. Художники сами выбирали места для своих работ, а кураторская экскурсия для зрителей выстраивалась как маршрут по этим зонам.
Ключ к целостности выставки — объединяющий теоретический вопрос об актуальности “нечеловеческого” и спекуляций на эту тему в поле современного искусства, на фоне новых дискуссий о гуманизме в глобальной политике.
Мы исследовали, как тема нечеловеческого — тёмные антологии, межвидовое общение — соотносится с сегодняшними вызовами, и не противоречит ли она текущей чувствительности общества. Этот теоретико-критический вопрос стал основой для всех участников и зрителей, задавая тон и объединяя экспозицию.
В будущем предстоит ещё глубже осмыслить и оформить результаты нашего исследования как текста и анализа.
Олег Семеновых
Структура «Квартиры 22» родилась из анализа тематики работ участников, которые естественно распались на три группы. Число 3 стало организующим принципом: в нашей прошлой галерее (2020–2022) было три комнаты, у меня когда-то была сольная выставка «3 комнаты», и вообще квартира всегда делится на комнаты. В Ульяновске пространство оказалось одним залом, поэтому мы делили его на зоны. Решение зонирования вышло простым и действенным: мы использовали цвет (для каждой зоны свой; он был на этикетках к работам и текстах) и смену типа температуры света (тёплый/холодный). Благодаря этому переход между зонами ощущался буквально физически. Для меня важно, что структура проектов рождается не сверху, а изнутри работ и их пересечений. Кураторство здесь — не рамка, а способ услышать общий ритм.
В «Blackout 22» драматургия строилась от числа: было 22 исходных файла, и каждый участник должен был превратить один из них в свою работу. Это задало жесткий каркас, но внутри него возникла полная свобода интерпретаций. Важной частью стало то, что проект был основан на работе с архивом: мы использовали старые тексты и документы, превращая их в новый материал. Перед началом я провёл для коллег закрытую лекцию о методе блэкаута — это стало точкой входа и способом вовлечь всех в единый процесс. В итоге структура выстроилась как монтаж: чередование графики и звуковых треков, где отдельные голоса постепенно сливаются в хор. Здесь драматургия тоже не навязывается сверху, а рождается из самой механики блэкаута — стирания, выбора и ритма.
